Нобелевские лауреаты в области экономической политики
Актуальные проблемы экономики и управления.
Выпуск 1(17)/2018. Изд-во ГУАП. С.159-176.
Вопрос о том, кто является первым Нобелевским лауреатом в области экономической политики, дискуссионен. В беседах с коллегами обязательно упоминаются, например, имена самых первых лауреатов – Рагнара Фриша и Яна Тинбергена, получивших приз за «за разработку и применение динамических моделей анализа экономических процессов» [1]. Если исходить из достаточно широкого определения экономической политики, то в сферу рассмотрения могут попасть работы в диапазоне от теории оптимального распределения ресурсов Леонида Канторовича и Тьеллинга Купменса[2], до анализа равновесия в теории некооперативных игр Джона Харсани, Джона Нэша и Рейнарда Зельтена[3]. Чтобы сузить поле исследования и уложиться в отведенные рамки, представляется уместным использовать достаточно формальный, но вместе с тем четкий критерий разграничения. Таким критерием для нашего обзора примем упоминание слова «политика» либо в формулировке решения Нобелевского комитета, либо в Нобелевской лекции лауреата. В результате формируется список лауреатов, приведенный в табл. 1.
Таблица 1
Нобелевские лауреаты в области экономической политики
Год | Лауреат | Место работы | Гражданство |
1980 | Лоренс Кляйн | Университет Пенсильвании | США |
1986 | Джеймс Бьюкенен | Центр изучения общественного выбора | США |
1993 | Роберт Фогел | Университет Чикаго | США |
1995 | Роберт Лукас | Университет Чикаго | США |
2000 | Джеймс Хэкман | Университет Чикаго | США |
2004 | Финн Кидлэнд | Университет Карнеги Меллон, Университет Калифорнии | Норвегия |
Эдвард Прескотт | Государственный университет Аризоны, Федеральный резервный банк г.Миннеаполис | США | |
2006 | Эдмунд Фелпс | Университет Колумбия | США |
Руководствуясь выбранным формальным критерием, в список не включен Дагласс Норт, также получивший Премию в 1993г. и Дэниел МакФэдден, также получивший Премию в 2000г.
Представляется уместным, хотя и несколько формальным, наблюдение относительно роста интереса Нобелевского комитета к рассматриваемой проблематике: в 60-е – 70-е гг. «политика» не фигурировала ни в речах лауреатов по экономике, ни в формулировках Комитета, в 80-е гг. мы встречаем два упоминания, в 90-е гг. – также два, а за первые восемь лет XXI в. таких упоминаний уже три. С сожалением, основываясь на детальном анализе биографий лауреатов, представленных на Интернет-сайте Нобелевского комитета, приходится констатировать отсутствие в списке представителей СССР и России. Единственным представителем Европы с весьма существенными оговорками можно считать Ф.Кидлэнда. Трое из восьми лауреатов на момент получения премии работали в Университете Чикаго.
По дате получения Премии первым в нашем списке стоит студент Университета Калифорнии (Беркли) Лоренс Кляйн, написавший докторскую диссертацию в Массачусетском технологическом университете под руководством Пола Самуэльсона и получивший премию с формулировкой «за создание эконометрических моделей и их применение к анализу экономических колебаний и экономических политик». Рассмотрим его тезисы в области экономической политики в том виде, в котором они представлены в его Нобелевской лекции «Несколько экономических сценариев на 80-е годы» [4], которая, по существу, представляет собой описание глобальной эконометрической модели LINK и демонстрирует некоторые результаты, полученные в результате применения этой модели.
Среди вступительных замечаний профессор Кляйн отмечает высокую (более трети) долю США в совокупном объеме выпуска стран ОЭСР, и на этом основании делает заключение о том, что любое значительное действие Соединенных Штатов будет отражаться в итоговых показателях. Тем не менее, всемирная эконометрическая модель LINK уже в 1980 г. включала в себя 17 стран ОЭСР, восемь социалистических стран и четыре региональных модели развивающихся стран. В настоящее время модель включает в себя 78 стран.
Наиболее важными изменениями в экономической сфере в базовом случае (при рассмотрении отдельно США) названы следующие шесть: дисбаланс спроса и предложения энергетических ресурсов (и сдвиг в сторону более высоких цен), слишком активное использование доступных источников пищи (также сопровождающееся сдвигом в сторону более высоких цен), ускоряющаяся инфляция, замедляющийся рост производительности, быстрое увеличение рабочей силы и повышение внимания к проблемам качества жизни. Для примерно тысячи взаимосвязанных уравнений оптимальным решением (т.е., как мы понимаем, оптимальными параметрами для настройки правительством экономической системы) является такое, которое удовлетворяет следующему ряду ограничений: реальный темп роста ВВП должен быть равен темпу роста реальной процентной ставки, доля сбережений и доля заработной платы в ВВП должны оставаться стабильными, стабильная оборачиваемость капитала и приемлемый уровень внешнеторгового и бюджетного дефицита. Результатами экономической политики правительства любой развитой страны должны являться умеренный рост ВВП, уменьшение инфляции и общая сбалансированность.
Отметим, в 1980 г. для экономик промышленно-развитых капиталистических стран были характерны двузначные темпы инфляции, поэтому под уменьшением инфляции понимается возврат к темпам ниже 10 %, возврат к темпам в 5–6 % профессор Кляйн характеризует, как возможное «значительное достижение», а в качестве разумной целевой цифры называет 15 %.
Профессор Кляйн неоднократно подчеркивает важность того, как – в соответствии с экономическими законами – используются энергетические ресурсы, для прогнозирования будущего развития экономических систем. Однако повышение энергетической эффективности происходит не только в результате рыночного саморегулирования, но также и под действием законодательных предписаний. Непосредственно в рассматриваемой Нобелевской лекции идет речь прежде всего об автомобильном парке страны, однако в современной ситуации конца первого десятилетия XXI в. мы можем себе позволить и более расширенную трактовку энергетической эффективности. Именно нехваткой изобильных энергетических источников в мире, в особенности запасов сырой нефти, профессор Кляйн объясняет замедление мировой экономики, подкрепляя свой тезис использованием глобальной эконометрической модели с различными предположениями о ценах на энергию: мировой ВВП падал примерно на 0,5 %, если в первый год цены на нефть вырастали на 10 %, а в последующий год – на 6 %, что соответствует коэффициенту эластичности 0,06. При тех же изменениях цены на нефть инфляция, рассчитанная по неявному дефлятору в странах ОЭСР, повышается на 0,2 %, а потребительские цены повышаются в диапазоне 0,3–0,4 %. Соответственно, когда в реальных условиях цены на нефть увеличились в четыре раза и затем еще вдвое, это могло оказать существенное влияние на формирование стагфляции.
Другими важными неблагоприятными факторами роста профессор Кляйн считает: закрытие Суэцкого канала, Корейскую и Холодную войны в 50-е гг., Вьетнамскую войну в 60-е гг., развал Бреттон-Вудского соглашения, масштабные неурожаи, нефтяное эмбарго ОПЕК и иранскую революцию в 70-е гг. Влияние факторов такого типа предположительно должно было сохраняться и впредь, для их учета эконометрические модели предполагалось разбивать на базовую и «мешающую» части. Вероятным признано возникновение новых «горячих и холодных» войн, также вероятным, но мало значимым представлялось формирование картелей в индустриях алмазов, ртути, хромистых руд. Что касается производства зерновых, то здесь отход от принципов свободной торговли не предвиделся, хотя возможны шоки из-за регулярно случающихся неурожаев. Однако основными экспортерами считались крупные промышленно-развитые страны, которые могли легко препятствовать формированию картелей. По этой причине, например, наложенное из-за войны в Афганистане эмбарго на поставки американских зерновых в СССР имело сомнительные политические последствия и сомнительный эффект: при тщательном рассмотрении аргументов действительно кажется, что эмбарго препятствовало крупным поставкам мяса для советского населения, но при параллельном сопоставлении с разочаровывающим советским урожаем 1980 г. и нехваткой продуктов питания в Польше очевидно, что имели место значительные стрессовые воздействия на мировую экономику в целом – к списку перебоев с поставкой пищи добавляется засуха 1980 г. в США, приведшая к неурожаю кормового зерна. Вообще мировые рынки сырой нефти и зерна отличает то обстоятельство, что на первых цены устанавливаются институционально под контролем ОПЕК, тогда как на вторых ответ предложения на высокие цены следует достаточно быстро. Так, например, предложение зерна США масштабно расширилось после крупных закупок зерна Советским Союзом в 1972–1973 гг.
В построениях профессора Кляйна допускалось наличие и непредвиденных негативных факторов, в качестве примера приводится одновременный долговой дефолт. Правда, почти тридцать лет назад опасность тогда виделась не со стороны американского финансового рынка, а со стороны развивающихся стран и некоторых стран с административно-командной системой. Предполагалось, что до тех пор, пока реструктуризация проводилась изолированно для Перу, Заира, Замбии, Польши и других стран, она не оказывала воздействия на устойчивость мировой финансовой системы. Более благоразумная деятельность банков в области кредитования давала хороший повод верить, что мировой финансовый крах маловероятен, но полностью исключать такую возможность было ни в коем случае нельзя.
Профессор Кляйн отмечает, что в связи с произошедшей культурной революцией в Китае, беспорядками в Чехословакии и трудностями в других странах, средние темпы экономического роста планируемых экономик стали замедляться и к началу 70-х гг. составляли 4,9 %, что оказалось несколько ниже, чем средний показатель промышленно-развитых стран ОЭСР (5,1 %). Однако в период с 1970 по 1978 гг. средние темпы роста социалистических экономик возросли до 5,6 %, а рост промышленно-развитых капиталистических стран замедлился до темпов в 3,2 %. Другое любопытное замечание (сделанное в 1980 г.) касается того, что экономики с административно-командной системой, которые ранее считались хорошо защищенными от экономических бед остального мира, изолированы от экономических бед остального мира уже не в той степени. Это связано с импортом технологий с Запада, закупкой зерновых, и чревато импортированием инфляции. Находящиеся в инфляционном окружении экономики Польши и страны Восточной Европы также столкнулись с беспорядками в среде трудящихся. С другой стороны, экономика Китая оказалась в состоянии поддерживать темпы роста выше средних среди стран с планируемой экономикой (7 % и более), так как руководство страны скорректировало свои торговые планы и планы импорта капитала с учетом опыта европейских стран.
Основной целью государственной экономической политики профессор Кляйн считает попытку ускорить рост производительности. Однако предписание какого-то определенного рецепта представлялось сложным из-за неясности в отношении того, что именно привело к снижению производительности ранее. Одним из возможных источников проблем названо слабое формирование капитала в частном секторе. Для решения этой проблемы предлагалось стимулировать фирмы к инвестированию и к использованию нового капитала в более крупных объемах, увеличить государственное инвестирование в НИОКР и фундаментальные исследования, предоставить в сфере НИОКР налоговые льготы, стимулировать население к более высокой норме сбережений. Нобелевский лауреат отмечает, что в случае, если темп инфляции должен быть снижен, темп роста производительности должен быть повышен на длительной основе.
Следующим Нобелевским лауреатом, со взглядами которого нам предстоит познакомиться, станет магистр Университета Теннеси, докторант Университета Чикаго, профессор Университета имени Джорджа Мейсона и генеральный директор Центра изучения общественного выбора Джеймс Бьюкенен. Нобелевская премия ему была присуждена «за разработку контрактной и конституционной основ для теории экономического и политического принятия решений», а Нобелевская лекция озаглавлена «Конституция экономической политики» [5].
В качестве эпиграфа профессор Бьюкенен выбрал для своей речи цитату Кнута Викселла: «Наука, изучающая финансы общества, должна всегда себе четко представлять … политические условия. Вместо того чтобы ожидать руководящих указаний со стороны доктрины налогообложения, которая базируется на политической философии ушедших веков, ей следует приложить усилия к тому, чтобы открыть тайны духа прогресса и развития» [6]. Это в известной мере и определило дальнейший ход рассуждений: все три основные элемента теории общественного выбора (методологический индивидуализм, модель экономического человека и понимание политики, как обмена) были найдены Нобелевским лауреатом в диссертации Викселла, датированной 1896 г.
Прежде чем заниматься анализом эффектов от различных мер политики, профессор Бьюкенен призывает своих коллег принять в качестве важного допущения некоторую модель государства и политики, исследовать правила и ограничения, в рамках которых действуют политические деятели, попытаться найти экономический смысл в отношениях индивида и государства и после этого переходить к претворению в жизнь политических панацей.
Раздел о методологическом индивидуализме (как и все последующие разделы Нобелевской речи Лауреата) также предваряется цитатой из Викселла: «Если полезность равняется нулю для каждого отдельного члена общества, то совокупная полезность для общества не может быть отличной от нуля» [7]. В отличие от многих предшественников, считавших политику целенаправленным процессом и потому отождествлявшими понятия «экономика» и «общественный строй», профессор Бьюкенен отмечает, что точка зрения о максимизации стоимости не может быть непосредственно распространена с рынка на политику, так как политика напрямую не воплощает в себе структуру, совместимую с экономикой по набору стимулов. Другими словами Нобелевский лауреат говорит о том, что в политике нет аналога «невидимой руки» Адама Смита, хотя индивид, выбирающий между яблоками и апельсинами, остается тем же самым индивидом, который выбирает, за какой рычаг ему потянуть в кабинке для голосования.
Характеризуя модель «экономического человека», профессор Бьюкенен иллюстрирует, что нет необходимости придавать влиянию чистого дохода или чистого богатства на поведение доминирующий характер: если цена яблок падает относительно цены апельсинов, то потребитель купит больше яблок относительно апельсинов; если растет сила политика распределять ренты по своему усмотрению, то индивиды, которые надеются получить эти ренты, будут инвестировать больше ресурсов в попытке воздействовать на решение политика. Различие результатов рыночного и политического взаимодействия проистекает не из-за изменения мотивов людей, перемещающихся между своими институциональными ролями, а из-за различия в структурах двух наборов установочных параметров, рынка и политики.
Исследуя политику, как обмен, Нобелевский лауреат, прежде всего, отмечает, что со стороны участников рынка товаров отсутствует осознанное чувство того, что в результате их действий будет достигнут какой-то более предпочтительный совокупный результат, например «более эффективное распределение ресурсов». Профессор Бьюкенен называет классическим предрассудком предположение о том, что люди принимают участие в политической деятельности, ведомые неким общим стремлением к хорошему, правдивому и прекрасному. Вслед за К.Викселлом он говорит о том, что различие между рынком и политикой не в видах полезностей или интересов, которые преследуют люди, а в тех условиях, при которых они преследуют свои разнообразные интересы. Лауреат настаивает, что политическое соглашение между людьми и государством является актом добровольного обмена: хотя кажется странным, что индивиды дают себя подвергать принуждению, обязательно присущему коллективным действиям, это противоречие очевидно разрешается тезисом о том, что индивиды уступают принуждению государства и политиков только тогда, когда окончательный обмен внутри государственной структуры способствует их интересам. В отсутствие некоторой модели обмена, никакое принуждение индивида государством не согласуется с нормой о важности индивида, на которой покоится либеральное общественное устройство.
Представление политики в качестве процесса обмена важно для разработки нормативной теории экономической политики. Улучшение в проведении политики измеряется в единицах удовлетворения желания индивидов, а не в приближении к некоему определенному извне и возвышающегося над индивидами идеалу. К сожалению, по мнению профессора Бьюкенена, в нормативной теории политики экономической политики присутствуют серьезные ограничения: отсутствует критерий прямой оценки политики, при непрямой оценке фокусирование внимания на оцениваемом само по себе становится целым процессом, в отличие от тех случаев, когда имеется конечный результат или состояние. Поэтому «улучшение» следует искать среди движущихся реформ, в институциональных изменениях, которые позволят действию политики более точно отразить тот набор результатов, которые предпочтительны для участников процесса. Это может быть проиллюстрировано простой игровой аналогией: подход К.Викселла предлагает концентрироваться на реформе правил игры, что может быть в интересах всех игроков, тогда как противоположный подход акцентируется на улучшении стратегий игры для отдельных игроков в рамках существующих правил.
Эффективность рыночного взаимодействия также отличается от эффективности политики. В первом случае индивид свободен в реализации своих предпочтений, институциональные барьеры между выраженным желанием и прямым удовлетворением отсутствуют, если кому-то хочется апельсина, он/она, предположительно, его купят. Эффективность обеспечивается, таким образом, предоставлением всем одинакового набора вариантов выбора. В случае политического взаимодействия индивиды, «приобретающие» общественные блага, не могут подстроить свое поведение под общие условия торговли. Поэтому здесь аналогом той свободы, которая возникает при обмене делимых товаров на рынке, является осуществление «покупки» только при единогласном одобрении. Конечно, в реальности политика далека от такого идеализированного коллективно-кооперативного обмена.
Третьим в нашем списке лауреатов является сын эмигрантов из Одессы, бакалавр Университета Корнелла, магистр Университета Колумбия и докторант Университета Джона Хопкинса Роберт Фогел.
Его заслуги признаны Нобелевским комитетом в области «обновления исследований экономической истории путем применения экономической теории и количественных методов для того, чтобы объяснить институциональные перемены». Нобелевская лекция профессора Фогела озаглавлена следующим образом: «Экономический рост, теория населения и психология: отношение долгосрочных процессов к созданию экономической политики» [8].
Нобелевский лауреат открыл свое выступление словами о влиянии экономической истории на развитие экономической теории и особой важности признания роли долгосрочной динамики при решении таких насущных современных проблем, как медицинское обеспечение, пенсионная политика и политические меры в области развития (разработок). В качестве источника информации для построения выводов, были использованы данные о заболеваемости и смертности.
Детально описав проведенное исследование (которое на момент выступления еще не было полностью закончено, но, тем не менее, позволяло выделить основные положения), лауреат, среди прочего, отметил, что:
- в шести европейских странах за период с XVIII в. по XX в., средний рост взрослого мужчины увеличился примерно на 10 см, при этом, по оценке, то количество пищевых калорий, которое было доступно мужчине-простолюдину 200 лет назад (2290–2700 кКал), для выполнения работы современным мужчиной-европейцем недостаточно, так как последнему на базовый метаболизм в состоянии покоя уже требуется 1794 кКал, для переваривания пищи и жизненно необходимой гигиены требуется ещё 485 кКал, итого 2279 кКал;
- около 1790 г. средний вес английского мужчины составлял около 61 кг, французского – около 50 кг, в этот временной период примерно 20 % населения этих двух стран были практически исключены из состава рабочей силы, так как энергии им не хватало даже на несколько часов прогулки;
- оставшиеся 80 % населения имели гораздо более высокий риск подвергнуться хроническому заболеванию или преждевременной смерти вследствие небольшого веса и невысокого роста (о связи роста и индекса массы тела с заболеваемостью и смертностью свидетельствует широкий ряд исследований, проведенных в 80-х и 90-х годах);
- единственным подходящим примером работы с почасовой интенсивностью, адекватной современному уровню, в середине XIX в. являлась работа бригад рабов на южных плантациях США.
Современный мир не соответствует той картине, которая была нарисована Т. Мальтусом в самом конце XVIII в. (и которую сам Мальтус представлял несколько иначе, чем показывает современное исследование). От дебатов по поводу того, стоит ли предоставлять еду беднякам, которые в противном случае умрут, в настоящее время общество перешло к обсуждению вопроса о том, как распределить услуги, которые успешно улучшают качество жизни пожилых граждан и увеличивают продолжительность жизни. Также возникли новые этические проблемы, например, является ли правильным ограничивать предоставление медицинских услуг, которые продлевают жизнь низкого качества. Двумя другими пост-Мальтузианскими проблемами являются влияние улучшившегося здоровья на размер населения (А) и увеличение количества доступного свободного времени и доступных развлечений вкупе с возможностью добровольного выхода на пенсию (Б).
В случае (А) возникают проблемы в области затрат на здравоохранение (поскольку совокупные медицинские расходы резко возрастают, даже если процент исцеления продолжает улучшаться) и в области затрат на пенсионное обеспечение (поскольку количество лиц, подпадающих под условия получения пенсии при предлагаемых в настоящее время правилах и предполагаемых уровнях компенсации, станет таким большим, что выплаты превзойдут запланированные резервы)[1]. В случае (Б) профессор Фогел не стал делать точный прогноз того, до какой степени мог бы быть подавлен спрос на развлечения и уход на пенсию в условиях неэластичности такого спроса по доходу в развитых странах ОЭСР. Попытка политика сократить неявные субсидии отдыхающим могла бы встретить такое же сопротивление, как и повышение налогов на работающих.
Улучшения в питании оказали существенное влияние на экономический рост: по расчетам профессора Фогела, увеличение темпа роста британской экономики за последние 200 лет от 30 % до 50 % явилось заслугой улучшений в совокупном питании (в это понятие, насколько мы можем судить, Лауреат включает также увеличение потребления калорий и сельскохозяйственными животными). При этом Р.Фогел проводит аналогию с первым законом термодинамики, согласно которому выработка энергии не может превышать затраты энергии.
В состав трудовых ресурсов вошли те 20 % потребителей, которым в 1790 г. энергии хватало лишь на несколько часов прогулки. Кроме того, у тех, кто уже входил в состав трудовых ресурсов, увеличилась почасовая интенсивность работы, так как им стало доступно большее количество калорий. Профессор Фогел обосновал также предположение о том, что средняя эффективность «человеческого двигателя» в Великобритании повысилась на 53 % за период с 1790 г. по 1980 г.
Рассмотренные выше факторы могут быть включены в модель экономического роста в качестве технологических изменений, улучшающих рабочую силу, или в качестве поправок на измерительную ошибку в определении вклада труда в случае, если труд измеряется только в человеко-часах.
В выступлении было подчеркнуто, что большая часть повышения вышеописанной «термодинамической эффективности» в период с 1910 г. по 1980 г. была достигнута благодаря огромным социальным инвестициям, сделанным в период с 1870 г. по 1930 г.: биомедицинским исследованиям (включая создание и расширение современных образовательных и исследовательских клиник), сооружению водозаборов и установок по очистке молока, осушению болот, разработке эффективных карантинных мер и очистке трущоб. Однако в окупаемости этих инвестиций существует большой временной лаг, поэтому в 20-е – 30-е гг. XX в. выручка от них не включалась в состав национального дохода. Этим объясняется парадокс между высоким уровнем безработицы во время десятилетней депрессии 30-х гг. (16–25 %) и увеличением продолжительности жизни (на 4 года) и роста зрелых мужчин (на 1,6 см) за период с 1929 г. по 1939 г.
В заключение профессор Фогел подчеркнул, что в отличие от периода между войнами, когда вполне уместной была кейнсианская краткосрочная политика, призванная восстановить контроль над предложением денег, позаботиться о миллионах безработных и предотвратить разрушение демократий, в настоящее время основные проблемы экономической политики не могут рассматриваться в краткосрочной перспективе. Кризисы в системе медицинского и пенсионного обеспечения и вызовы, бросаемые глобализацией, управляются долгосрочными процессами, которые политикам необходимо понимать. Чтобы реформы оказались успешными, они должны согласовываться с долгосрочными физиологическими изменениями, которые управляют уменьшением количества хронических заболеваний и увеличивают продолжительность жизни. Те долгосрочные прогнозы, которые не принимают во внимание динамику этих перемен, а также улучшение социально-экономических, биомедицинских и других условий окружающего мира в прошедшем столетии, обязательно будут неверны.
В 1995 г. еще одним Лауреатом Нобелевской премии, получившим премию в области экономической политики, стал Роберт Лукас – выпускник, докторант и профессор Чикагского университета [9]. Согласно формулировке Нобелевского комитета, премия профессору Лукасу присуждена «за разработку и применение гипотезы рациональных ожиданий и, таким образом, трансформацию макроэкономического анализа и углубление нашего понимания экономической политики», а его выступление 7 декабря 1995 г. носило короткое название – «Нейтральность денег» [10].
Во введении Лауреат отмечает, что та работа, за которую он был отмечен наградой, являлась частью попытки понять, как изменения в денежно-кредитной политике могут влиять на инфляцию, безработицу и производство: несмотря на то, что вопросу со времен количественной теории денег Давида Юма посвящено много размышлений и фактические данные имеются в изобилии, по этому вопросу не имелось полного удовлетворительного ответа.
Анализируя гипотезу Д. Юма относительно того, что деньги являются лишь измерительной единицей (соответственно, изменение количества денег меняет лишь записи в книге купца и более ничего), профессор Лукас сразу указывает на то обстоятельство, что приводимые примеры носят гипотетический характер: золото некоторым образом мгновенно исчезает, и вместо него используется серебро; происходит чудо, и в карман каждому мужчине Великобритании попадают пять фунтов. В реальности же изменения в предложении денег не происходят таким сверхъестественных образом. Как отмечает и сам Д. Юм в другой части своей работы [11], когда некоторое количество денег поступает в страну из-за границы, оно не распределяется мгновенно среди всех граждан, а первое время заключено в чемоданах нескольких купцов, которые немедленно стараются использовать его себе на пользу. Купцы могут нанять больше рабочих, зарплата которых пока не менялась. Если импортированное золото досталось ремесленнику, он сможет купить на рынке большее количество товаров для себя, так как рыночные цены еще никак не отреагировали на денежное вливание в экономику. Фермер, неожиданно быстро продавший ремесленнику свои продукты, сперва с готовностью постарается вырастить на продажу побольше – ощущая улучшившиеся перспективы сбыта. Таким образом, золото перемещается внутри всей страны, сперва увеличивая усердие каждого индивида, и только потом повышая цену рабочей силы. В обратном случае сокращение денежного предложения может вызвать депрессию.
Однако если воздействие увеличения предложения денег на экономику так легко проследить, то логично предположить, что экономические агенты заранее предвидят повышение уровня цен, и увеличение денежного предложения действительно не будет иметь никаких последствий. То же теоретического предположение о рациональном поведении людей, с помощью которого выведена количественная теория денег, может быть добавлено и в анализ первичных эффектов увеличения или сжатия денежной массы. Профессор Лукас, не желая принизить заслуги Д. Юма отмечает, что во времена последнего проблема была просто слишком сложной для такого выдающегося экономиста, поскольку в его распоряжении были лишь словесные методы исследования: ни в одной стране мира данные о предложении денег тогда не собирались систематически, индексы цен были еще не изобретены, система национальных счетов появилась намного позже. Тем не менее, описанное противоречие между идеями о нейтральности денег, с одной стороны, и об их способности воздействовать на занятость и объем выпуска по-прежнему остается в центре теории денежного обращения.
Согласно корреляционным диаграммам МакКэндлеса и Уэббера, которые были опубликованы в 1995 г., для группы 110 стран коэффициент корреляции темпа инфляции и темпа прироста денежной массы колебался от 0.92 до 0.96 в зависимости от используемого агрегата денежной массы, для отдельно рассмотренной группы стран ОЭСР корреляция темпов инфляции с агрегатом М2 составила 0.96, для 14 латиноамериканских стран – 0.99 [12]. Те же авторы приводят диаграммы, показывающие отсутствие корреляции между ростом денежной массы и ростом реального объема выпуска в том же 30-летнем временном периоде. Эти и другие многочисленные данные, по мнению профессора Лукаса, свидетельствуют о том, что применимость количественной теории денег не ограничивается валютными реформами и волшебными мыслительными экспериментами, и позволяют подвергнуть критике тех специалистов по денежно-кредитной политике и руководителей центральных банков, которые умно говорят об использовании высоких процентных ставок для контроля над инфляцией за исключением краткосрочных периодов. По поводу известной книги М.Фридмена и А. Шварц «История денежного обращения в США», где авторы показали, что за период с 1867 по 1960 г. каждая значительная депрессия сопровождалась сокращением денежного предложения, и каждое сокращение денежного предложения сопровождалось депрессией, Нобелевский лауреат отмечает, что значение приводимым там наблюдениям придают масштабы наиболее крупных сжатий. Событие масштаба Великой депрессии настолько значительно, что не может быть объяснено через технологические шоки или шоки предпочтений, сжатие денежной массы здесь является привлекательным объяснением за неимением других вариантов. В то же время в период после Второй мировой войны колебания реального объема выпуска в США были довольно умеренными, и их можно объяснить неденежными причинами, без необходимости обращаться к шокам денежного предложения. Также профессор Лукас упоминает об исследовании Т. Сарджента [13], в ходе которого выяснилось, что во время четырех крупных антигиперинфляционных реформ после Первой мировой войны, когда наблюдались резкие сокращения темпов роста денежной массы (хотя денежные запасы при этом не сокращались), не происходило серьезных сокращений объема выпуска. Проведя также детальный математический анализ модели П.Самуэльсона (люди живут только в двух периодах, «молодости» и «старости», население постоянно, так как в конце каждого года молодые становятся старыми, старые умирают, и появляются новые молодые граждане, семейная структура отсутствует, отсутствует также и институт наследства и финансовой поддержки молодых старыми, отдельно взятый молодой человек может работать и производить товары, старик любит потреблять товары, но не может производить их, технологическая основа экономики – ручной труд, одна единица труда производит одну единицу товаров) [14], Лауреат приходит к выводу, что и в этой модели достижение эффекта увеличения объема выпуска через применение денежного шока довольно затруднительно и зависит от некоторых условных допущений.
В итоге ощущаемый населением эффект роста денежной массы предлагается отделить от незаметного. В первом случае возникают эффекты инфляционного налога, и появляется требование инфляционной премии на номинальную процентную ставку. В такой ситуации нет того стимула для занятости и производства, который описывал Д. Юм. С другой стороны, незаметные приросты денежной массы эффекты могут стимулировать производство, а незаметные сжатия – взывать депрессии. Такое разграничение позволяет «примирить» подходы Фридмена-Шварц и Сарджента.
8 декабря 2000 г. В Стокгольмском университете прочитал свою Нобелевскую лекцию «Микроданные, гетерогенность и оценка общественной политики» бакалавр математики Колледжа Колорадо, докторант Принстонского университета и профессор Университета Чикаго Джеймс Хэкман [15]. По его собственному замечанию, он стал первым ученым, получившим премию за работы в области микроэконометрики – части экономической науки, которая внесла существенный вклад в научную оценку экономической политики, основанной на эконометрических моделях.
Профессор Хэкман выделяет два концептуально различных вопроса в оценке экономической политики:
- проблема «эффекта от лечения»: какое влияние осуществляемая программа оказывает на тех, кто в ней участвует, и тех, кто в ней не участвует, по сравнению с ситуацией, когда программа не осуществляется или по сравнению с ситуацией, когда осуществляется альтернативная программа?
- каков вероятный эффект новой программы, или старой программы, осуществляемой в новых окружающих условиях?
В Лекции отмечается, что эти вопросы часто путают один с другим, однако именно их четкое разделение явилось главным достижением микроэкономики. Цель структурной экономической оценки состоит в том, чтобы предоставить ингредиенты для решения разнообразных проблем выбора. Эти проблемы выбора порождают такие особые задачи как (a) оценка эффективности существующей политики, (б) проектирование вероятной эффективности политики в окружающих условиях, отличных от тех, где она была испытана, или (в) предсказание эффекта новой, доселе не испытанной политики. Дополнительным выигрышем при использовании структурных моделей является то, что они могут использоваться для того, чтобы проверить экономическую теорию и сделать количественные утверждения об относительной важности причин в пределах теории. Кроме того, можно провести сравнение структурных моделей, основанных на инвариантных параметрах. Эмпирическое знание может быть накоплено в пределах структурных основ. Однако для определенных важных типов проблем принятия решений знание всех или даже вообще каких-либо структурных параметров модели является необязательным – к счастью, потому что восстановление структурных параметров обычно является непростой задачей.
В недавних публикациях по оценке политики неявная цель заключалась в том, чтобы получить ингредиенты моделей, необходимых для решения более конкретных проблем принятия решений. Обязательным последствием этого могло бы быть понимание лишь комбинаций структурных параметров, или параметров, которые не являются структурными в любом обычном смысле этого термина. Таким образом, современная литература по оценке «эффекта от лечения» в качестве основной цели принимает оценку «эффектов лечения» – но не полный диапазон параметров, которые исследует структурная эконометрика, хотя точные вопросы, на которые отвечают отдельные исследования, часто не поставлены ясным образом. Упомянутые «эффекты лечения» определяются при более слабых условиях, чем те, которые требуются для получения всех структурных параметров модели. В то же время полученные указанным образом параметры трудно сравнивать в разных исследованиях, их труднее переносить в различные окружающие условия для оценки эффектов той же политики, но в новом окружении. Соответственно, чтобы сделать прогнозы или сравнения, публикации приходится расширять, вследствие чего – что неудивительно – требующиеся расширения являются непараметрическими версиями допущений, использованных специалистами в области структурной эконометрики.
В 1950-х гг. микроданные впервые появились в большом количестве и открыли такие примеры и особые свойства, которым непросто было дать рациональное объяснение с помощью стандартных моделей потребительского спроса и предложения труда. Эти примеры и свойства также плохо поддавались моделированию с помощью обычного регрессионного анализа, они бросили вызов стандартному набору инструментов эконометрики тех дней. Были раскрыты важные аспекты неоднородности и разнообразия, скрытые в макроданных. Лауреат отмечает недостаточность традиционной системы взглядов на типичного экономического агента. Исследование данных в поперечном разрезе приводит к открытию того, что люди, которые в экспериментах обычно предполагались идентичными, принимают различные решения, получают различную заработную плату и обладают портфелями активов, различными по уровням и составу. В качестве примера профессор Хэкман приводит данные о рынке труда, где достаточно большая доля людей не работает (от 16,5 % до 33,3 % в разных этнически-половых группах), и их заработная плата не отслеживается. Между тем, используемый в статистике коэффициент определенности R2 (мера объяснимой аппроксимации) обычно низок для любого отношения на микроуровне, поэтому на долю тех переменных, которые не наблюдаются, приходится большая доля изменчивости данных об отработанных часах. Различные оценки ненаблюдаемых переменных оказывают различное влияние на толкование фактических данных: безработица может быть истолкована, как следствие ненаблюдаемых предпочтений работников в области отдыха, или как неспособность рынка труда создать предложения с требуемой заработной платой (которые можно наблюдать только тогда, когда они приняты и работник оказывается трудоустроенным). В качестве еще одного примера Лауреат задает риторический вопрос о том, стоит ли всех представительниц прекрасного пола считать лишь временными участниками рынка труда, или принимать некоторых – а возможно, и большинство из них – в долгосрочной перспективе все же как постоянных участников. Различное толкование фактических данных оказывает глубокое воздействие на оценку проводимых программ, на предсказание эффектов проводимой политики и на оценку эффекта переноса существующей политики в новую окружающую среду.
В качестве еще одной проблемы профессор Хэкман называет предвзятость выбора при оценке таких структурных моделей, где потенциальные результаты наблюдаются лишь частично. В более широком понимании эта проблема возникает в том случае, когда при взятии выборки населения применяется не простой случайный выбор, а какое-то иное правило. На практике потенциальная важность сказанного заметна при оценке эффективности социальной политики. Лауреат иллюстрирует сказанное двумя графиками, показывающими отношение недельной заработной платы темнокожих американцев к белым. Если в выборку включены только работающие граждане, тогда отношение возрастает с 0,5 до примерно 0,6 за период с 1940 г. по 1950 г., в 50-е годы наблюдается очень незначительная позитивная динамика, в 60-е и 70-е гг. отношение продолжает расти, достигая максимального отношения 0,7 в 1980 г. и немного снижаясь к 1990 г. При включении в выборку также и неработающих граждан, картина сильно изменяется: после улучшения за декаду 40-х годов к концу 50-х отношение заработной платы темнокожих граждан к заработной плате белых снова возвращается на уровень в 0,5, в 60-е гг. опять наблюдается небольшое улучшение, но график снова возвращается к исходному отношению около 0,5 к началу 90-х гг. Таким образом, ряд проводившихся мер социальной политики явно не оправдали возложенных на них надежд.
Еще одной иллюстрацией является некорректное, по мнению профессора Хэкмана, сравнение американского рынка труда с европейским. В то время как американский рынок часто характеризуют высоким неравенством и низкими заработными платами в противопоставлении с европейским рынком, безработные и незанятые европейцы при оценке поведения рынка труда не включаются в границы измерения. Это приводит к недооценке неравенства и переоценке уровня заработной платы.
При оценке занятости в ходе деловых циклов наблюдается «выпадение» лиц с низкой заработной платой из рабочей силы (и из статистики, измеряющей заработную плату) во время депрессий и их возвращение обратно в фазе подъема. Таким образом зарплаты демонстрируют «слишком низкую» изменчивость в течение цикла. Между тем во время цикла наблюдается также еще и перемещение работников между секторами экономики. Если учитывать замечания профессора Хэкмана, то представляется целесообразным по-новому оценить возможности неоклассической модели предложения труда.
Лауреат также отмечает, что анализ различных стран и временных периодов показывает [16], что большинство политических программ активного воздействия на рынок труда, проводимых в целях повышения заработной платы и занятости в долгосрочном периоде, неэффективны. Например, при оценке результатов участников программ переподготовки до и после обучения сказанное подтверждается при использовании даже самых простых эмпирических методов. Дело в том, что участники такой программы обычно испытывают уменьшение своей занятости перед принятием участия в программе, а участие в программе является формой поиска работы. Большая часть улучшений результатов участников после прохождения программы повышения квалификации, по мнению профессора Хэкмана, произошла бы и в отсутствие какой-либо программы повышения квалификации.
В 2004 г. «за вклад в динамическую макроэкономику – исследования временной последовательности экономической политики и движущих сил, стоящих за деловыми циклами» Нобелевской премии в области экономики были удостоены Финн Кидлэнд и Эдвард Прескотт. Мы познакомимся с их лекциями в том прядке, в котором они представлены на Интернет-сайте Нобелевского комитета [17].
Выпускник Норвежской школы экономики и управления бизнесом, докторант и профессор Университета Карнеги-Мэллон, а также профессор Университета Калифорнии Финн Кидлэнд является единственным представителем Европы в нашей статье. Отметим также его необычно доступную манеру изложения и, пользуясь случаем, порекомендуем ознакомиться с текстом его Нобелевской лекции «Количественная общая теория» [18] всем изучающим продвинутый курс макроэкономики, тем более, что сам профессор напрямую обратился к студентам в заключительной части лекции, с сожалением отметив разрыв между научными достижениями и учебными курсами в области динамических моделей.
В начале лекции Лауреат приводит цитату Роберта Лукаса: «Одна из функций из теоретической экономики состоит в том, чтобы обеспечить абсолютно четкие, искусственные экономические системы, которые могут служить лабораториями, в которых политические меры, экспериментировать с которыми в реальных экономических системах было бы предельно дорого, могли бы быть проверены с намного меньшими затратами» [19]. Вслед за Р. Лукасом профессор Кидлэнд говорит о необходимости включить в смоделированные экономические системы реакции отдельных индивидов, которые могли бы быть получены относительно недорогим способом через переписи, опросы и другие исследования. Результатом стало бы исследование поведения помещенных в модель людей при меняющихся правилах политики.
Нобелевский лауреат отмечает, что в настоящее время такие модели содержат данные о миллионах людей, последние характеризуются их предпочтениями в отношении товаров и досуга в неопределенном будущем. Их бюджетные ограничения заданы явным образом, они получают доход от работы и от владения капиталом, а их выбор должен оставаться в пределах бюджетных ограничений, с учетом тех цен, с которыми они сталкиваются, например, заработных плат и ставок процента. Другими словами, эти модели явным образом описывают людские проблемы принятия решений в динамике.
Модели также содержат тысячи фирм. Обязательным последствием этого является описание совокупных производственных возможностей производства – скажем, в форме агрегированной производственной функции. Она описывает технологию преобразования затрат капитала и труда в выпуск товаров, которые могут использоваться для потребления или внести вклад в будущий производительный капитал – инвестиции.
Ключевым аспектом производственной функции является технологический уровень и его изменение с течением времени. Это является широким понятием на таком уровне абстракции.
Технологические перемены охватывают все, что воздействует на заданное агрегированной производственной функцией превращение совокупных затрат капитала и труда в товары и услуги. Конечно, технологические перемены включают обычные результаты инновационной деятельности, но также могут включать, опять-таки на данном уровне абстракции, такие факторы, как нефтяные кризисы, новое экологическое законодательство, изменения в правовом давлении, воздействующем на основные свойства контрактов между работниками и фирмами, обеспечение инфраструктурой со стороны правительства, а также потери в финансовом посредничестве, связанные с банковской паникой – все те элементы, которые можно пожелать изучить намного более детально, в зависимости от поставленного вопроса. Но для многих проблем вполне логично включать эти элементы в модель неявно, как часть технологического уровня.
Профессор Кидлэнд отмечает, что для вышеупомянутых типичных моделей существенным аспектом является настройка внешней среды. Здесь Лауреат проводит сравнение экономических моделей с термометром: для того, чтобы результат вызывал доверие, в обоих случаях необходима калибровка. Примерно известно, какие показания будут на шкале термометра, если его опустить в кипяток, и если его опустить в ледяную воду. В том же самом смысле модель должна дать приблизительно правильно ответить на такие вопросы, ответы на которые известны заранее. Обычно таких вопросов много. В контексте анализа делового цикла мы знаем многое о функционировании экономики в долгосрочном периоде, или мы можем откалибровать модель, используя данные экспертных исследований. Таким образом, калибровка является частью действий, призванных сделать количественный ответ настолько достоверным, насколько это возможно.
Вычислительный эксперимент приносит плоды в виде временных рядов совокупных решений людей, как если бы мы имели дело с реальной экономической системой. Эти временные ряды можно описать статистически и сравнить с аналогичной статистикой из данных по исследуемой нации. При изучении делового цикла, эти статистические данные могут включать в себя стандартные отклонения совокупных величин с исключенным трендом, описывающие амплитуды их движений в ходе делового цикла, а также как коэффициенты корреляции в качестве меры их связанных изменений.
Насколько мы можем судить, методологическим принципом профессора Кидлэнда является категорическое неприятие отношения к депрессиям, как к событиям, требующим для своего изучения создания особых систем взглядов. В своей лекции он посвятил отдельный раздел изучению «великих депрессий», взяв в качестве образца спад «потерянного десятилетия» в Аргентине 1980–1990 гг. Значительное расхождение в реальных и предсказываемых моделью Солоу [20] темпах экономического роста наблюдается только в период между депрессиями – когда рост, по данным модели, мог бы быть намного большим. Лауреат убедительно показывает, что причиной медленного роста на восходящей фазе цикла явилось падение запаса капитала в расчете на одного работающего в период с 1981 по 1993 гг. В качестве одного из возможных объяснений предлагается наследство периода до 1990 г., сформировавшего образ Аргентины, как страны, не совсем подходящей для долгосрочных инвестиций. Именно тогда, когда экономика страны оказалась в фазе подъема, проявился эффект «встречного ветра» страха перед дефолтами и конфискациями. По мнению профессора Кидлэнда, в данной ситуации нельзя ограничиваться временными мерами, рассчитанными на год или два: необходима долгосрочная политика с надежными стимулами к инновационной деятельности и накоплению человеческого и физического капитала, которые дадут плоды в далеком будущем.
В качестве средства для изучения макроэкономики студентами Лауреат рекомендует компьютерные вычислительные эксперименты. При этом студенты могут сравнивать моделируемые и реальные статистические данные о циклах, а компьютер может строить диаграммы импульсных реакций. Шоки происходят в каждом периоде времени, а на практике трудно наблюдать и измерить эффекты каждого конкретного шока, которые, тем не менее, могут иметь длительные последствия. Тем не менее, модели экономик помогают укрепить чувство интуиции у студентов: предварительно предположив, что длительное время шоки отсутствовали, и экономика перешла в стабильное состояние, затем необходимо подвергнуть экономическую систему шоку и наблюдать, что будет происходить в течение нескольких временных периодов.
Выпускник исследовательского университета Кейс Вестерн, докторант Университета Карнеги Меллон и в настоящее время – профессор Государственного университета Аризоны Эдвард Прескотт посвятил свою Нобелевскую лекцию «трансформации макроэкономической политики и исследований» и входит в наш список вместе со своим бывшим студентом Ф. Кидлэндом.
Сразу во вступлении Лауреат заговорил о произошедшей на его глазах революционной трансформации макроэкономики: часть экономической теории, которая некоторыми действительно считалась фундаментально иной и безнадежно оторванной от остальной неоклассической экономической теории, из системы уравнений национальных счетов превратилась в исследование динамических стохастических экономик [21]. Само понятие «макроэкономика», ранее означавшее лишь изучение колебаний делового цикла, приобрело новый смысл и стало включать в себя также теории экономического роста и исследование налоговой политики общественных финансов – те области, которые прежде считались частью микроэкономики.
Макроэкономика прошла путь от стадии поиска теории к стадии получения ее результатов, на этом пути она стала похожа на естественные науки. Однако в отличие от последних, она затрагивает людей, которые принимают решения, основывающиеся на предсказании будущих событий. Будущие же события основываются на том, какие решения были приняты. Сказанное означает, что концепция макроэкономики должна быть динамической – и динамизм является ядром современной макроэкономики. В то же время для того, чтобы проводить хорошую макроэкономическую политику, требуются образованные граждане, которые могут оценивать эту политику. Экономистам, по мнению профессора Прескотта, в свою очередь следует повышать образование людей, чтобы последние могли оценивать правила макроэкономической политики и, в конечном итоге, определять их посредством своих выборных представителей.
До того как макроэкономика трансформировалась, оценке подлежали политические действия с учетом текущей ситуации. Проводившиеся дискуссии выражались в том, стоит ли уменьшить или увеличить предложение денег. Макроэкономические модели представляли собой системы уравнений, которые определяли текущие результаты по заданным величинам текущих политических действий, по заданным величинам предопределенных переменных и по заданным величинам любых шоков случайной природы. Таким образом, модели – функция потребления, уравнение инвестиций, функция спроса на деньги и Кривая Филлипса – имели такую же математическую структуру, как и физические модели. Заключительным шагом их использования являлось применение теории статистической оценки для выбора тех параметров, которые определят состояние экономической системы в последующем периоде. Добиться успеха в макроэкономике означало включить свою модель в существующие макроэконометрические модели. Ключевым предположением такого подхода является то, что уравнения инвариантны (независимы) от проводимой политики. В моделях выполнялся принцип оптимальности, заключавшийся в том, что наилучшее решение – то, при котором в каждый момент времени выбирается такое политическое действие, которое является наилучшим в условиях текущей ситуации и правил, по которым политические решения будут приниматься в будущем. Оптимальная политика не противоречива во времени (т.е. то решение, которое предпочтительно в одном периоде, не противоречит решению в последующем периоде), это высказывание остается верным даже в том случае, если в экономике присутствует неопределенность.
После трансформации стали оцениваться политические правила, которые определяют текущее политическое действие как функцию текущего экономического положения. Критическим моментом в происшедшей революции стало представление равновесия в качестве набора вероятностных процессов с неизменными вероятностями перехода. Правило, которое обеспечит проведение наилучшей политики, не существует. Ф. Кидлэнд и Э. Прескотт показывают, что за исключением случаев, не представляющих практического интереса, непротиворечивые во времени правила неоптимальны, на самом деле они приводят к плохим результатам. Некоторые общества достигли значительного успеха, следуя хорошим, но противоречивым во времени правилам, и в результате их граждане наслаждаются более высокими стандартами проживания. Другие общества достигли в этом отношении ограниченного успеха, и в результате их граждане страдают от экономических трудностей.
Единственной надеждой является следование не наилучшему, а хорошему правилу, это требует экономических и политических институтов, которые будут это правило поддерживать. Например, наилучшим решением является налогообложение выручки от существующего капитала, а не взимание налога с выручки от новых инвестиций (в последнем случае оказывается искажающее воздействие). Однако инвестиции в капитал, проводимые сегодня, завтра станут существующим капиталом, и завтра наилучшей политикой будет наложить налог на выручку от них …
Примечательным примером следования хорошему, но противоречивому во времени, правилу является поддержание низкого и стабильного темпа инфляции. Прежде, чем описать существующий во многих странах институт, который доказывает свою эффективность в приверженности этому хорошему правилу, профессор Прескотт объясняет, почему политика стабильности цен является противоречивой во времени. Он предлагает представить экономику, где при заданном правилом темпе инфляции номинальная заработная плата в некоторых секторах установилась выше равновесной рыночной цены. Такой итог мог стать результатом действий отраслевых инсайдеров, действующих в своих интересах, при заданных зарплатах, выбранных инсайдерами в других отраслях и ожидаемом темпе инфляции. Если следовать правилу стабильности цен, то фактически появится диспропорция, результатом которой будет низкая занятость. Эта диспропорция может быть уменьшена путем повышения инфляции сверх значения, предписанного правилом. Если применять правило непротиворечивости во времени, инфляция будет находиться на том уровне, где предельная оценка более высокой инфляции, как средства уменьшения диспропорции, будет просто равняться предельным издержкам более высокой инфляции. Итоговое равновесие будет достигнуто при высокой инфляции и без сокращения диспропорции. Если придерживаться «наилучшего», а не «хорошего» правила, то высокой инфляции наблюдаться не будет, сохранится лишь диспропорция на рынке труда.
Институтом, успешно поддерживающим вышеописанное правило, является независимый центральный банк. У членов этой организации есть сильная заинтересованность в его выполнении, поскольку, если они не будут ему следовать, то подвергнутся риску пострадать в будущем: если инфляция была чрезмерной и избрано новое правительство, люди в центрального банке будут заменены другими, а размер организации будет сокращен.
Модели, появившиеся после трансформации, представляют собой динамические и полностью определенные экономики, в том смысле, в котором слово экономика понимается в контексте общего равновесия. Люди в модели максимизируют полезность при заданных системе цен, политике и своих возможностях потребления; фирмы максимизирую прибыль при заданном наборе технологий, системе цен и политике; в результате рынки делаются прозрачными. Предпочтения, с одной стороны, описывают, какие выборы делают люди из данного набора альтернатив. Технология, с другой стороны, описывает, что может быть произведено при заданных ресурсах. Независимыми от политики являются предпочтения и технологии. Они являются данными для теории, а не уравнениями, как это было при использовании дотрансформационного подхода. При послетрансформационном подходе, основывающемся на общем равновесии, фактические данные организуются вокруг предпочтений и технологии, это резко контрастирует с основанным на системе уравнений дотрансформационным подходом, который организовывал знания об уравнениях, которые описывают поведение совокупностей домохозяйств и фирм.
Последний Лауреат Нобелевской премии в нашем списке – это Эдмунд Фелпс, выпускник колледжа Эмхерст, докторант Йельского университета и в настоящее время – профессор Университета Колумбия, где он также возглавляет Центр исследования капитализма и общества [22]. Его Нобелевская лекция 2006 г. была озаглавлена «Макроэкономическая наука для современной экономики».
Первая часть лекции профессора Фелпса посвящена сравнительному анализу «традиционной» экономики и «современной» экономики. Если первая базируется на самофинонсировании и самозанятости, вторая представляет собой систему компаний, которые имеют свободу заниматься различными видами бизнес-деятельности при поддержке вспомогательных институтов. Современная экономика в начале прошлого века оказала серьезное влияние там, где она полностью прижилась. В то же время в некоторых европейских нациях более современные экономические тенденции встретили растущее сопротивление еще в XIX в., поэтому в межвоенный период эти страны продолжили «подрезать поджилки» своим экономическим системам, используя корпоративистские системы разрешений, консультаций и вето, делая тем самым бизнес зависимым от общества и государства. Рекомендуем читателю подробный сравнительный анализ экономик Европы и США, проведённый Э.Фелпсом в статье для The Wall Street Journal [23]. Многие из ранних контрастов между двумя типами экономики были проведены социологами. Говорили, что традиционная экономика основывалась на обществе людей, известных друг другу и связанных взаимной поддержкой, в то время как современная экономика основывалась на предприятии, где люди конкурировали друг с другом [24]. Говорили, что социальное положение имеет значение в традиционной экономике, но не в современной экономике [25]. Однако, по мнению Лауреата, неочевидно, что эти контрасты вызывали необходимость фундаментального пересмотра стандартных экономических моделей. Контрасты между двумя системам в сфере экономики были нарисованы историками последней. Традиционная экономика – это экономика однообразной, механически выполняемой работы. В образцовом случае селяне периодически обменивают свои продукты на городские товары. Если у селян и есть какие-то тревоги, то они не являются делом их рук и неподконтрольны, например, температура, осадки и прочие внешние шоки. Характерной чертой современной экономики является осуществимость внутренних перемен: модернизация приносит с собой несметное число соглашений от расширенных прав собственности до финансовых институтов и законов, регулирующих деятельность акционерных корпораций. Это открывает индивидам двери для занятия нестандартными видами деятельности в сфере финансирования, разработки и маркетинга новых продуктов и производственных методов – коммерческих инноваций. Инновации повышают уровень неопределенности, как в отношении будущего, так и в отношении настоящего, так как предпринимателю не известно, что именно происходит в других отраслях, многое ненаблюдаемо вообще или ненаблюдаемо без личного присутствия. Даже если кто-то и понимает, как работает современная экономика, он не будет предполагать, что у всех остальных имеется такое же понимание. Таким образом, была потеряна еще одна черта традиционной экономики: всеобщая осведомленность о том, что преобладает одинаковое для всех понимание ситуации. Правдоподобным является также предположение о том, что широкие колебания деловой активности, которые подразумевает финансовый капитализм, не хуже волн голода и чумы, которые поражали традиционные экономические системы. Долгое время на протяжении XX в. экономическая теория не становилась современной. Формальная, основанная на микроэкономике теория оставалась неоклассической, базирующейся на пасторальных идиллиях Рикардо, Викстеда, Викселла, Бем-Баверка и Вальраса, и на протяжении 50-х гг. Проект Самуэльсона по исправлению, разъяснению и расширению теории поместил в фокус не только ее сильные стороны, но также и ограничения: абстрагирование от неотъемлемой черты современной экономики – свойства неопределенности, двусмысленности, разнообразия мнений, специализации знания способов решения проблем. В результате этот подход не мог уловить и впитать в себя наблюдаемые в реальности феномены, присущие современной экономике: инновации, волны быстрого роста, большие колебания в деловой активности, состояния неравновесия, интенсивный найм служащих и интеллектуальное развитие рабочих. Лучшие и ярчайшие неоклассики видели эти дефекты, но у них не было микроуровневой теории, чтобы отреагировать на них. Для того чтобы получить ответ, как монетарные силы или политика воздействовали на занятость, они прибегали к временным конструкциям, за которыми либо не стояло никакой мироэкономики (кривая Филлипса или даже фиксированные цены), либо к таким моделям, в которых все колебания являлись лишь случайными волнениями вокруг фиксированной средней. Поэтому, для того чтобы обратиться к изучению современной экономики, после нескольких «неоклассических лет» профессор Фелпс стал разрабатывать новые модели, используя полученное в Йельском университете и корпорации «РЭНД» знакомство с неопределенностью Найта, теорией вероятности Кейнса, собственными разработками Хайека и личными знаниями Поляни. Это был другой угол зрения, нежели у неоклассической теории: можно было попытаться внедрить в модели или отразить в них то, чем занимается наемный работник, менеджер или предприниматель; признать, что большинство из них увлечены своей работой, формируют ожидания и вырабатывают убеждения, решают проблемы и генерируют идеи. Попытка внедрить этих людей в экономические модели и стала намерением профессора Фелпса. Вторая часть Нобелевской лекции посвящена формированию ожиданий и детальному описанию моделей, предложенных выше. Первый фундаментальный вопрос, который Лауреат пытался решить на протяжении трех десятилетий, заключался в том, возможно ли объяснить увеличение объема выпуска и занятости не ростом эффективного спроса Кейнса – т.е. потока денег, покупающих товары, а всего лишь ростом цен и реальных заработных плат. Сразу возникал другой вопрос: как возможна положительная недобровольная безработица в условиях равновесия, или, если выражаться более точно, вдоль любой равновесной траектории? Ответ, который подразумевался в модели профессора Фелпса на этот второй вопрос, заключался в том, что если бы не было положительной безработицы, работники увольнялись бы так безудержно, что каждая фирма пыталась бы предложить более высокую зарплату, чем в другой фирме, чтобы сократить те высокие затраты на обучение, которые связаны с высокой текучестью кадров. Этот аргумент, по мнению Лауреата, не базировался на допущении об «ассиметричности информации», в результате чего работник мог бы скрыть свою склонность уволиться (работодатели могли бы лучше работников знать, какой доли увольнений ожидать). Базой для аргумента являлась невозможность существования такого контракта, который бы защищал работодателя ото всех предлогов для увольнения, которые мог бы привести работник. Что касается взаимосвязи эффективным спросом и коньюнктурой, то здесь подход профессора Фелпса начался с наблюдения о том, что рынок современной экономики, столкнувшийся со всеми видами инноваций и перемен, был уже не просто «децентрализованным», как любили говорить экономисты-неоклассики. Убеждения и реакции каждого экономического агента не скоординированы: «бог из машины» Вальраса, аукционист всей экономики, неприменим к современной экономике, в которой большое количество видов деятельности управляется инновациями, а прошлые инновации оставили после себя широкую дифференциацию товаров. Сказанное ведет к точке зрения о том, что ожидания индивидов – и, тем самым, их планы – могут быть непоследовательными. Затем ожидания некоторых или всех индивидов оказываются неверными – такую ситуацию Маршалл и Мердел называли неравновесием. Таким образом, экономика – для простоты, скажем, закрытая экономика – часто может находиться в такой ситуации, когда каждая фирма в настоящее время ожидает, что другие фирмы платят работникам больше или меньше, чем платит она. В предыдущем примере каждая фирма верила в то, что используя выбранную шкалу оплаты, она платила работникам больше, чем другие фирмы. Такая недооценка заработных плат у конкурентов толкает экономику вверх, переоценка же толкает экономику вниз. В отличие от модели Р. Лукаса 1972 г., где устойчиво подразумевается, что следуя за колебаниями текущего периода, экономика немедленно приходит в равновесное состояние в качестве следствия из наложения рациональных ожиданий, ход мыслей профессора Фелпса заключается в том, что участники рынка могут в любое время оказаться способными пройти по тонко натянутому канату обратно к равновесию, если таковое существует, но, в общем случае, нельзя предполагать, что они найдут дорогу по такому пути. В целом Лауреат отзывается о модели Лукаса, как неподходящей для экономик с высоким динамизмом – т.е. таких, где структура постоянно меняется, и неопределенности непрерывно вытекают из многочисленных видов инновационной деятельности. Третья часть лекции посвящена политике, направленной на изменение нежелательных ожиданий. В одной своих ранних работ профессор Фелпс пришел к выводу о том, что рыночные ожидания – которые могут быть нежелательными – оказывают важное влияние на предложение, поэтому «оптимальная» политика должна была бы их корректировать. Прародителем современного инфляционного таргетирования может являться подход, при котором первым исходным условием является ситуация, в которой инфляционные ожидания общественности могут быть нежелательно высокими, и единственным способом, которым правительственные органы (центральный банк) могли бы убедить общественность снизить свои ожидания, было разочаровать упомянутые ожидания, принудив реальный темп инфляции опуститься ниже ожидаемого темпа инфляции – до тех пор, пока ожидаемый темп не снизится до приемлемого уровня. Второй предпосылкой является то, что неожидаемая инфляция приносит с собой занятость сверх естественного уровня, а неожиданная дефляция несет занятость ниже естественного уровня, находящегося в то же время выше естественного уровня безработицы. Таким образом, дефляция влечет за собой экономические и социальные издержки переходного «горба» уровня безработицы выше естественного. «Горб» может быть представлен наглядно в том случае, если бы власти должны были уменьшить свою значимость до простого одобрения текущих инфляционных ожиданий путем установления эффективного спроса таким образом, чтобы естественный уровень безработицы сделать реальностью. Оставшуюся часть Лекции Лауреат посвятил таким темам, как: - структурные модели колебаний и сдвигов естественной нормы безработицы в отсутствие инфляции или дефляции (наблюдавшиеся несколько десятилетий в странах ОЭСР); - экономический рост; - инновации и мотивация рабочей силы в экономике. Неоклассическую теорию роста и свою собственную работу 1962 г. профессор Фелпс критикует за «отсутствие в ней людей (управления, интуиции, творчества)»: технология и накопление знаний в ней заданы экзогенно, подобно «манне с небес», выбор между технологиями мгновенен, безошибочен и лишен издержек. Между тем при недостатке образования управляющий не может сравнить выгоды и издержки, а также оценить вероятность успешного внедрения новшества. Основываясь на результатах собственной простой модели, Лауреат обнаружил, что до некоторой точки увеличение отношения затрат общества на исследования к прочим затратам увеличивает потребление, однако после упомянутой точки дальнейшее увеличение указанного отношения фактически сокращает потребление, так как достигнутое улучшение технологии не компенсирует издержки отвлечения трудовых ресурсов от производства потребительских товаров. «Золотое правило» формулируется, как ситуация, когда один исследователь приходится на одного производителя. Если следовать логике о том, что большее население позволит иметь больше исследователей и достичь более высокого тренда технологии, то технологический прогресс в XXI в. должен ускориться. По поводу мотивации рабочей силы профессор Фелпс отмечает важность самосовершенствования и продвижения карьеры через самостоятельное решение для «хорошей жизни». По его мнению, это не чисто американский подход, так как похожие тезисы можно найти у европейских мыслителей: Аристотеля, Челлини, Сервантеса, Шекспира. Самоактуализацию А. Маслоу и самореализацию Дж. Роулса Лауреат противопоставляет бентамианской теории счастья как наслаждения, отмечая, что в первом случае не обязательно будет присутствовать корреляция с оценками счастья, получаемыми в опросах. Поэтому идеальная модель экономики должна обеспечивать вовлечение в трудовой процесс малоимущего населения, давая последнему перспективы самореализации и средства для того, чтобы выполнять социальные функции супругов, родителей, граждан и членов общества. Правильные механизмы имеются в капиталистической экономике: регулируемой и дерегулируемой так, как требуется для того, чтобы обеспечить высокую долю коммерчески успешных инноваций нескоординированных предпринимателей, финансистов и потребителей. Нравственно приемлемая экономика должна иметь достаточно динамизма, чтобы сделать работу достаточно интересной и вознаграждающей; и, в случае если одного динамизма недостаточно, иметь необходимую справедливость, чтобы вовлекать в трудовой процесс широкие слои населения. Библиографический список 1. The SverigesRiksbank Prize in Economic Sciences in Memory of Alfred Nobel 1969, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1969/index.html 2. The SverigesRiksbank Prize in Economic Sciences in Memory of Alfred Nobel 1975. URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1975/ 3. The SverigesRiksbank Prize in Economic Sciences in Memory of Alfred Nobel 1994. URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1994/index.html 4. Klein L.R. Prize Lecture: Some Economic Scenarios for the 1980s, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1980/klein-lecture.html 5. Buchanan J.M. Prize Lecture: The Constitution of Economic Policy, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1986/buchanan-lecture.html 6. Wicksell K. A New Principle of Just Taxation. В сборнике Classics in the Theory of Public Finance, под редакцией Musgrave R.A. and Peacock A.T. London: MacMillan, 1958, p.87, цитируется по источнику, приведенному выше. 7. Wicksell K. A New Principle of Just Taxation. В сборнике Classics in the Theory of Public Finance, под редакцией Musgrave R.A. and Peacock A.T. London: MacMillan, 1958, p.77, цитируется по источнику Buchanan J.M. Prize Lecture: The Constitution of Economic Policy, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1986/buchanan-lecture.html 8. Fogel R.W. Prize Lecture: Economic Growth, Population Theory, and Physiology: The Bearing of Long-Term Processes on the Making of Economic Policy, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1993/fogel-lecture.html 9. The SverigesRiksbank Prize in Economic Sciences in Memory of Alfred Nobel 1995, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1995/ 10. Lucas R.E. Prize Lecture: Monetary Neutrality, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1995/lucas-lecture.html 11. Hume D. Writings on Economics. Под ред. Eugene Rotwein E. Madison: University of Wisconsin Press, 1970. P.38. Цитируется по: Lucas R.E. Prize Lecture: Monetary Neutrality, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1995/lucas-lecture.html 12. McCandless G.T., Weber W.E. Some Monetary Facts. Federal Reserve Bank of Minneapolis Quarterly Review, 19,3: 1-11,1995. Цитируется по: Lucas R.E. Prize Lecture: Monetary Neutrality, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1995/lucas-lecture.html 13. Sargent T. J. The Ends of Four Big Inflations. Глава 3 в книге Rational Expectations and Inflation. New York, Harper and Row, 1986. Цитируется по: Lucas R.E. Prize Lecture: Monetary Neutrality, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1995/lucas-lecture.html 14. Samuelson P.A. An Exact Consumption-Loan Model of Interest with or without the Contrivance of Money. Journal of Political Economy, 1958, #66, pp. 467-482. Цитируется по: Lucas R.E. Prize Lecture: Monetary Neutrality, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/1995/lucas-lecture.html 15. URL: http://jenni.uchicago.edu/home_page/bio.html, Heckman J.J. Facts, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/2000/heckman-facts.html 16. Heckman, J. J., LaLonde R.J., Smith J.A. The economics and econometrics of active labor market programs. В сборнике под ред Ashenfelter O., Card D. Handbook of Labor Economics, Volume 3A, Chapter 31, pp. 1865-2097. New York: North-Holland, 1999. Цитируется по: https://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/2000/heckman-lecture.pdf, с.306. 17. The Sveriges Riksbank Prize in Economic Sciences in Memory of Alfred Nobel 2004, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/2004/ 18. Kydland F.E. Prize Lecture: Quantitative Aggregate Theory, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/2004/kydland-lecture.html 19. Lucas R.E. Methods and Problems in Business Cycle Theory//Journal of Money, Credit and Banking, 1980,12(4), p.696. Цитируется по: Kydland F.E. Prize Lecture: Quantitative Aggregate Theory, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/2004/kydland-lecture.html 20. Solow R.A. Contribution to the Theory of Economic Growth //Quarterly Journal of Economics, 1956, February, pp.65-94. 21. Prescott E.C. Prize Lecture: The Transformation of Macroeconomic Policy and Research, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/2004/prescott-lecture.html 22. URL: http://www.columbia.edu/~esp2/, Phelps E.S. Biographical, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/2006/phelps-bio.html 23. Phelps E.S. Dynamic capitalism//The Wall Street Journal, October 10th, 2006. 24. Tönnies F. Gemeinschaft und Gesselschaft. Vienna: Pub.1887. Цит. по: Phelps E.S. Prize Lecture: Macroeconomics for a Modern Economy, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/2006/phelps-lecture.html, с.344. 25. Weber M. Economy and Society. Berkeley, University of California Press, 1978. Цит. по: Phelps E.S. Prize Lecture: Macroeconomics for a Modern Economy, URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/economic-sciences/laureates/2006/phelps-lecture.html, с.344.
[1]Интересное решение, предлагаемое профессором Экономического факультета СПбГУ Лякиным А.Н. см.: Лякин А.Н. Пенсионная реформа с точки зрения экономической теории, https://www.youtube.com/watch?time_continue=2&v=wPjthgB52Io